Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]
Мальчик
Невидимое, как собака,
Он уловил еще во сне.
И тишину — как точность знака, —
Что это, верно, выпал снег.
Весь долгий вечер дождик шел,
Смывая с окон свет уюта.
И точно: ах, как хорошо
Проснуться ранним зимним утром!
Он встал и враз убрал постель.
Раздвинул шторы в лес и в иней,
И в город новый с далью синей
В тонах прозрачных, как пастель.
Открытие искусства
В старинном солнечном Музее
Еще подростком он бывал…
На многое как бы сквозь сон глазея,
Он явно только «Фрину» отличал.
Он мнил, что Семирадского картина
Великолепна, лучшая из всех!
Не старцы и не колорит, а Фрина
Имела, верно, у него успех.
Со временем, полюбив шедевры,
Которыми столь знаменит Музей,
Стал с Фриной невнимателен, как первый
Ее приятель, друг ее друзей.
Но не она ль ему открыла двери
В прекрасный мир своею красотой?
В тиши о ней он помнил, как о первой
Любви своей, с лукавою мечтой.
Старая одинокая женщина
Всегда — и в дождь и в ветер хлесткий —
Она выходит, как на дозор.
Прохаживается у дома до перекрестка,
Подслеповато щуря неприметный взор.
Похожа издали немножко на икону,
Учительница первая для тех,
Кто нынче внучек водит в школу
В надеждах новых на счастье и успех.
Всех помнит хорошо, на удивленье.
Из бывших учениц кого-нибудь узнав,
Она приходит вся в волненье,
Высокая и грузная, как динозавр.
Лишь дети, пробегая в школу мимо,
Ее совсем не хотят и знать,
Когда так хочется неудержимо
Поймать кого-нибудь и приласкать, как мать.
На прогулке
По улице, не глядя на прохожих,
Гуляют два единых существа.
В их речи и в голосах похожих
Звучат так ново-звонко все слова.
И оба так обдуманно одеты.
Но все-таки не мода их кумир.
О, важные вопросы и ответы!
О, детский лепет! Что несешь ты в мир?
И поступь женская — как мысль о счастье,
Полузабытая при свете дня…
Всё тайная свобода и участье
В чудесном песнопеньи бытия.
Старушки
У церкви действующей — вот то-то радость! —
Старушки богомольные стоят.
В фигурках их смиренье, виноватость
И деловитость робкая сквозят.
Похожи на монахинь — вид убогий —
Иль мнят себя невестами Христа?
Они взывают к Богу, вдовы Бога,
Почти без веры, все ведь суета.
Но верить хочется с тревогой сладкой,
Что придет смерть, как светлый, вечный сон.
И слушают, крестясь как бы украдкой,
Теперь уж редкий колокольный звон.
Когда восходит месяц молодой
Встречались почему-то лишь случайно,
Хотя в любви поклялся он давно.
Иль счастье им казалось жуткой тайной —
Тишайшей юности терпкое вино?
Но года не прошло, как она другому
В каком-то униженьи отдалась.
Сказав прости родному дому,
Уехала, как жизнью занялась.
Он не забыл о ней и в сорок.
Он узнавал ее глаза, улыбку, жест
Средь юных поколений, радуясь, что скоро
Всем сыновьям найдет невест.
И в шестьдесят он грезил, беспечальный,
Как если б жизнь всю прожил с ней одной,
Ту жизнь, что там встает над лесом дальним,
Когда восходит месяц молодой.
«Девочка на шаре»
Мужчина средних лет, одетый чисто,
Вполне приличный и простой,
Глядел он пьяно и лучисто,
С рассеянной немотой.
К его плечу прижалась дочь — девчонка
В широких брюках, в новеньком пальто,
Живая и кудлатая, как болонка,
Читала книгу — бог знает что.
Читала невнимательно — уж рада,
Что может справиться о чем-то у отца.
Держалась с ним совсем запанибрата.
На пальцах два серебряных кольца.
На мальчиков смотрела бесподобно —
Как будто папа ее и кавалер:
Ей было с ним так весело-удобно,
Что лучше ей не нужен и пример.
О, девочка! Игра твоя в разгаре!
Легко ли равновесье соблюдать тебе,
Когда опора не в отце, а в шаре,
В кудлатой твоей судьбе?
Очень полная женщина
Не будем к ней суровы.
Она совсем не баобаб.
Пусть мяса в ней на две коровы,
А добрая — на десять баб.
В Комарове
На дереве снова стучится дятел.
Он в красных штанах, этот щеголь,
Остроклювый, как Гоголь.
И вторит ему весь свой век,
Стуча на машинке, дядя,
Писатель имярек.
Соловей
Гомон птиц за весенним окном!
Воробьи, трясогузки, синицы…
Это весело несколько дней, а потом
Сладу нет — так назойливы птицы!
Как рулады эстрадных певцов,
Что несется из окон домов.
А вчера всех скромней и живей
Трели звонко пустил и защелкал
Из далеких кустов соловей,
Враз затмив этот гомон без толку.
Птичьи голос, а песня звенит уже,
Как певучая греза в детской душе.
Девушка в апреле
Одетая, как летом, — для весны!
Горячая — от ясности желаний.
В движеньях то, что мужчину ранит,
Хотя в том нет совсем ее вины.
Ведь взгляд ее, столь свежий, ранний,
Не знает, как и нежность показать.
Не ведает, как будто и стараний
Кого-то непременно обольщать.
Что это в ней? Сама природа?
Созревший, совершенный плод,
Когда обмана не допускает род?
Иль это в ней всего лишь мода?
А там веселая струится кровь,
Тая в себе сладчайшую любовь.
Продавщицы
Конечно, невелика задача и услуга
Вещь показать, в бумагу завернуть,
При этом слушать, что несет подруга,
И так красиво на нее взглянуть.
У них свой мир, свои заботы, —
Все модно молоды, как на подбор.
Слегка ленивы в жестах до работы,
И ясный в зеркалах томится взор.
Но втайне все, все продавщицы,
Толпой оттеснены к вещам,
Внимательны, как вещи и вещицы,
Что тихо приглядываются к вам.
Им хорошо — и даже ради скуки.
Среди вещей живые существа,
Они нужны вещам, как скрипке руки,
Без них душа вещей мертва.
И вдруг предстанет мир совсем особый,
Где новизна вещей — как волшебство,
И продавщицы, странные особы,
Конечно, феи. Вот их торжество!
Достоинство мечты
Пожилая женщина с цветами
В толпе спешащей, тихая, идет,
Всех избегая светлыми глазами,
Как будто не цветы, она цветет.
Там где-то затевается веселье.
Родилась внучка, робкая мечта?
А может, у подружки новоселье,
Утрата или просто суета?
Молодые девушки ревниво
Оглядывались на ее цветы.
Она ж несла их всем на диво,
Храня в себе достоинство мечты.
* * *